***

Старый виски в правильном бокале,
На плече – партак с единорогом.
Ничего не знает о Байкале
Маугли, воспитанный тик-током.

Кубик льда в бокале виски тает,
но не растопить хандру и скуку.
Ничего не знает об Алтае
Маугли, воспитанный фейсбуком.

Ест окрошку только на кефире –
Как ему в отчизне одиноко...
Ничего не знает о Сибири,
Маугли, воспитанный тик-током.

Наплевать, что обстреляли Счастья,
Слышал лишь, что "лайнер сбили "Буком"",
Ничего не знает о Донбассе
Маугли воспитанный фейсбуком.

На себя примерил роль мессии,
Гибель нашу скорую пророчит.
Ничего не знает о России,
И, что характерно, знать не хочет…

***

Выйду на улицу – будто и нет войны.
Солнышко светит, слышится птичье пенье.
Стрельнуть пытаются курево пацаны,
На автомате ворчу о вреде куренья.

Всюду покой. Налаженный лёгкий быт,
Едут машины, кругом самокаты, дети...
Хочется верить: если сюда прилетит,
За нас отомстят, и враг наш за всё ответит.

***

На здорового мужика
Накатила печаль-тоска.

Нет, не баба. На этот раз
Тянет мужика на Донбасс.

На войне, он думает так,
Проверяется человек.
Но не так, как казённый банк
Перед выдачей ипотек.

На Донбасс! Суету отринь!
Наконец-то посмей посметь!
На войне – настоящая жизнь.
На войне – настоящая смерть.

***

Европа, как большое стадо,
Мычала про вину Белграда,
И был в Европе каждый рад,
Что разбомбили в хлам Белград.

А мы терпели всё и дальше,
Так некогда спартанский мальчик
Решил укус лисы терпеть…

Нам обещали только смерть.

Потом замучили Каддафи….

Пусть мир, как девочку на шарфе,
Нам Пикассо изобразит.
Как мир на ниточке висит.

…

Все, кто тянет будни боевые
Под прицельным вражеским огнём,
Возвращайтесь целые, живые,
С радостью Победы! Мы вас ждём!

Тишина перед Рождеством

Есть приказ. И значит мы должны
Не стрелять. И не стрелять в ответ.
Выдержать в режиме тишины
Бог пока не явится на свет.

Тишина – она не навсегда.
В эту тишину подмешан яд.
Светит Вифлеемская звезда,
По Донецку третий раз палят.

У поэтов кончились слова,
Да они пока и не нужны.
В первый раз мы ждём не Рождества,
А конца режима тишины.

***

Прибыль растёт, растут объемы продаж.
Даже зарплата – медленно, но растёт.
С прошлой получки приобретён трельяж,
С этой получки можно купить комод.

Случка "американ дрим" с русским "давай"
"Этой страны" бездонные закрома...
Яблоко капитализма, советский рай.
Если не пить, то можно сойти с ума.

Я и не пью. Я и почти сошёл,
Глядя на эти нравы и времена,
Кроха не знает, что плохо, что хорошо,
Если что и спасёт – так только война.

Только война расставит всё на места,
Только война и только враг у ворот.
Только странная надпись на пол-листа:
"Офис закрыт. офис ушел на фронт".

***

Внезапно замолчали соловьи
Напившись неба, захлебнувшись высью...
– Иванушка, не пей из колеи,
Тойотой станешь, хондой, мицубисью!

Но выпало всем сёстрам по серьгам,
Алёнушку везла «калина лада»
По всем семи холмам, по всем кругам,
По всем развязкам дантовского МКАДа.

***

В этом мире подделок, аналогов и муляжей,
Копий, фальшивок, мороков, миражей,
Ватных статуй, гипсовых плюмажей…

Смещены акценты, попутаны под и над,
И поди разбери – это сущий ад
Или ещё дубликат.

***

Я о тебе не вспоминаю – тобою брежу.
Дожить до марта ли, до мая, а там и срежет.
И что-то в воздухе витает – вдыхаю, внемлю,
Не для меня земля сырая – сушите землю.

Одесса. Лето 1977 года

Вот то Чёрное море, где
Я учился глаза открывать в воде,
Так и не научившись плавать...
Понимая мир едва ли на треть,
Я бросал в прилив возвращенья медь,
Не предчувствуя крах державы.

От Одессы память вернула лишь
Соль лимана и частный сектор крыш,
Да экскурсию в катакомбы.
Мы снимали комнату «для гостей»,
Пахла чем-то солёным моя постель,
На подушке синели ромбы.

Во дворе, как водится, виноград,
И хозяйкин, грозный такой, халат,
Говорит: «Не ешь, он незрелый».
А я всё же ел, и кривило рот –
Не был сладок этот запретный плод,
Но зато мне было две Евы.

Евам было по одиннадцать лет,
Я когда-то помнил восемь примет,
По которым их различали...
Нет иных таких среди Надь и Лен,
Ведь они похожи, как пара колен,
Как одна сторона медали.

Из чудес вечерних, ау, смотри,
Кабачок пустой, со свечой внутри,
Как провалы, горят глазницы,
Полыхают ноздри, пылает пасть,
Надо мною страх обретает власть,
И потом полночи не спится.

Ночью было душно, а днём – жара,
Остальное – смутно, чай, не вчера,
Было жизни седьмое лето.
Сорок лет, для памяти – всё же крюк,
Остаётся запах, уходит звук
По слепящей полоске света.

***

Обмани меня по-простому,
На каком-нибудь ровном месте.
Будто Кама впадает в кому,
Отражая бардак созвездий.

А когда буду рвать-метаться,
Улыбнись, и скажи, что поздно,
Обведи меня вокруг пальца,
Заведи и оставь в трёх соснах.

Дай мне вышептать твоё имя,
Подпусти меня близко-близко,
Проведи меня на мякине –
Я устал от твоих изысков.

***

Эта женщина придёт, как зима приходит в город:
Снегом душу заметёт и посеребрит виски.
И пальто само собой приподнимет хлипкий ворот,
Словно может защитить от ненастья и тоски.

Эта женщина придёт для того, чтоб стать несчастной
И несчастье принести грациозно и легко.
Чтоб тебя испепелить, рассказав о свойствах страсти,
И оставить на губах поцелуев молоко.

Эта женщина придёт, чтоб потом тебя оставить,
Чтоб уйти под снегопад и назад не посмотреть.
И останется тебе только мелочная память.
Только жить да поживать. Только губы утереть.